Вниманию читателей предлагаются воспоминания первого технического директора «Грознефти» А. В. Иванова, которому управляющий Центральным управлением грозненскими нефтепромыслами и заводами (с 1923 - трест «Грознефть») И. В. Косиор1 поручил создать первые государственные нефтепромыслы. Этот человек до сих пор оставался неизвестным не только широкой публике, но даже историкам грозненской нефтяной промышленности. Он был незаконно репрессирован и расстрелян в марте 1931 г.

Старший инженер и главный эксперт нефтяного директората Главгортопа ВСНХ СССР

А. В. Иванов был арестован 20 октября 1928 г. сотрудниками контрразведывательного отдела ОГПУ. И публикуемые записи это - не рассказ пенсионера, вспоминающего свои трудовые будни, а показания, которые давал арестованный инженер в ходе следствия.

Из всего комплекса показаний нами выбраны лишь те, которые относятся к периоду, предшествующему национализации грозненской нефтяной промышленности, и первым годам становления крупного советского треста «Грознефть». Рассказ

А. В. Иванова затрагивает малоизвестные страницы истории грозненской нефти. Он дает портретные зарисовки грозненских нефтяных деятелей и инженеров-нефтяников, оставшихся работать в новой России, характеризует эволюцию их отношения к Советской власти.

Поскольку прямых улик, подтверждающих участие А. В. Иванова и других «спецов» в «контрреволюционной и шпионско-вредительской деятельности», у следователей не было, то Иванов, как и другие подследственные, должен был по несколько раз возвращаться к описанию событий предшествующих национализации и произошедших сразу же после нее. Следователи, как интервьюеры, пытались лишь навести на интересовавшую их тему, а затем своими методами «подшлифовывали» рассказ. По этой причине публикуемые показания (а их четыре) хронологически не последовательны, а представляют собой отдельные, дополняющие друг друга рассказы, со своей внутренней хронологией.

При восприятии отрывков текста, где речь идет

0 якобы существовавшей в нефтяной промышленности «вредительской» организации, нужно помнить, что ее в реальности не было, а все признания - плод воздействия со стороны следствия.

Показания публикуются с некоторыми купюрами. В них сохраняется авторская стилистика, исправлены лишь явные опечатки и орфографические ошибки.

Показания Иванова А. В. от 22 ноября 1928 г., рукопись2.

На Грозненские нефтяные промысла я приехал 1 января 1907 г. и остановился у своего родственника, брата жены 3, Ивана Николаевича Стрижова, бывшего в то время управляющим промыслами и доверенным Правления Челекено-Дагестанского О-ва. Стрижов предложил мне место инженера на управляемых им промыслах и я начал изучать геологию района под его руководством, а эксплуатацию, бурение и все нефтяное хозяйство от рабочих, буровых мастеров и двух заведующих нефтяными участками - Николая Ивановича Родненского 4 и Ивана Харлампиевича Михаловского 5. Родненский был по образованию геологом, но по чистой геологии работал мало и увлекался бурением скважин.

Осужденный А. В.Иванов 

Михаловский был без специального горного образования, но имел хорошую практику во всех видах нефтяного хозяйства. Родненский в настоящее время состоит техническим директором «Гроз- нефти» <...> С момента моего отъезда в 1922 году заграницу я был с Родненским в близких дружеских отношениях; наши жены тоже дружили и мы часто бывали друг у друга. По своим воззрениям Родненский был глубоко аполитичным человеком; он не был консерватором - монархистом, не был и социалистом. Родненский был сыном механика московского завода Бромлей и впитал в себя с детства любовь к производству и равные, добрые отношения к рабочим; таковым он остался, как я слышал, до самого последнего момента. На работе я его видел последний раз в 1925 году, когда был командирован Горным отделом ВСНХ СССР в Грозный по вопросам охраны нефтяных недр от затопления водой. Родненский был у меня в Москве в 1926 году перед отъездом в Америку <...> Родненский не является человеком широкой инициативы и новатором в нефтяном деле, ибо от природы он труслив и всегда не уверен в собственных силах, так и в благоприятном исходе той или другой реформы, но порученное ему дело выполняет добросовестно и аккуратно.

Михаловский, насколько мне известно, сейчас работает руководителем работ в Крыму, где Грознефть пока безрезультатно ведет разведочные работы двумя или тремя скважинами. Михаловский до сих пор остался беспартийным и, вероятно, также брюзжит на советское правительство, как недавно брюзжал на царское. <...>

Кроме поименованных двух лиц я был в дружеских отношениях с подрядчиком по бурению и буровым мастером Георгием Мартыновичем Фаниевым 6, бурившим нефтяные скважины у Челекено-Дагестанского О-ва. Фаниев вышел в мастера из буровых рабочих и считался лучшим знатоком канатного бурения в Грозненском районе. Мы были знакомы семьями и изредка бывали друг у друга. Фаниева я видел на промыслах ежедневно и от него я заимствовал все тонкости бурового дела.

Первоначально я исполнял для Челекено-Дагестанского О-ва мелкие проекты, но потом мне уже поручали надзор за бурением отдельных скважин и работы по эксплуатации. Работать приходилось день и ночь, и я хорошо изучил Фаниева. Как большинство подрядчиков он любил деньги, но наживал их не притеснением и грубой эксплуатацией рабочих, а умелой постановкой бурового дела и быстротой бурения. Фаниев был аполитичен и беспартиен. Во время революции у него муниципализировали дачу в Кисловодске и текущий счет в банке. В настоящее время он работает в тресте «Туркменнефть» в диком разведочном районе «Нефтедаг» в качестве бурового мастера. С 1919 года я с ним не виделся до августа сего года.

Встретил я его на обратном пути с Нефтедага на станции Джебель между вторым и третьим звонками моего поезда; мы успели обменяться только фразами о здоровье наших семей, и я узнал от Фаниева адрес его семьи в Баку, которую я навестил три раза в октябре с.г. на обратном пути из командировки по ревизии работы нефтепровода Хашури - Батум 7.

Самым интересным человеком в Челекено-Дагестанском О-ве был его управляющий Иван Николаевич Стрижов. В своем лице он удачно сочетал глубокого ученого по естествознанию и геологии с прекрасным практиком по разведке и добыче золота, цинко-свинцовых руд, нефти и других полезных ископаемых; одновременно он был твердым администратором, который пользовался уважением рабочих и служащих. Вот уже двадцать лет спустя после моего знакомства с ним, Стрижов по преимуществу является нефтяным работником и человеком широкой инициативы. Свои идеи по созданию советской нефтяной промышленности он проводит с достойной уважения честностью и энергией. Из маленького Челекено-Дагестанского О-ва, где акционерами были известные миллионеры Глебов, Трубецкой и десятка два мелких акционеров, он создает крупное дело с увеличением земельного фонда и привлечением к делу Т-ва бр. Нобель. Когда я работал у Стрижова, Челекено-Дагестанское О-во было небольшое; добыча нефти в сутки колебалась от 5 до 7 тыс. пудов и только один раз при мне добыча поднялась до 9 тыс. пудов в сутки. По своим воззрениям Стрижов был к.д. 8; но пульс политической жизни на промыслах и в Грозном бился слабо. В г. Грозном до самой революции не было газеты, и мы пользовались столичной прессой и газетами Баку и Владикавказа. <...>

В означенном обществе я проработал около одного года и 2-3 месяца и был приглашен помощником управляющего нефтяными промыслами о-ва «Казбекский Синдикат» 9, на место уехавшего в Донбасс горн. инженера Анатолия Дмитриевича Воскресенского.

«Казбекский Синдикат» было по основному капиталу и по земельному фонду значительно солиднее Челекено-Дагестанского О-ва, но по добыче оно было почти равно Челекено-Дагестанскому О-ву. Главным акционером общества был Немецкий банк (Deutsche Bank) и Правление было в Берлине. Общество имело городскую контору в г. Грозном, которая возглавлялась директором швейцарским подданным Эдуардом Богдановичем Тальманом.

Надо сказать, что, [еще] работая в Челекено-Дагестанском О-ве, я бывал довольно часто в Грозном, познакомился в клубе с инженерами других фирм и директорами их. К концу первого года жизни на промыслах я был избран членом Терского отделения б. Имп. [русского] технического общества, где я прочитал свои первые два доклада по нефтяному делу: «Об утилизации газа из скважин» и «О поршневом тартании нефти». Оба доклада в корне меняли вопросы эксплуатации и взгляды нефтяников на газ, как топливо. Меня называли фантазером и безусым мальчишкой в нефтяном деле. Я горел желанием доказать свою правоту и приглашение на роль фактического руководителя общества меня весьма устраивало.

Промысловым управляющим о-ва «Казбекский Синдикат» был Эмилий Карлович Отто, энциклопедист не только в нефтяном деле, но и вообще в технике. Он долгое время (около 20 лет) был управляющим промыслами бакинского миллионера Тагиева и других обществ. В Грозный он приехал «на покой» и охотно отдал мне управление промыслами. Он был социалист по убеждениям (что весьма редко среди нефтяников), любил новаторство и охотно помогал мне работать по рационализации нефтяного дела. Правление отпускало деньги и через несколько месяцев мои идеи о поршневом тартании и утилизации газа блестяще подтвердились. Все фирмы Грозненского района и крупные бакинские фирмы с лихорадочной поспешностью стали вводить указанные реформы. Поршневое тартание увеличивало в 2-3 раза продуктивность скважины, а утилизация газа из скважин сохраняла ежегодно у фирм несколько миллионов пудов сырой нефти, идущей на топливо 10.

По приглашению Бакинского отделения [Императорского Русского] Техн. О-ва я прочитал в Баку доклады о своих работах и быстро приобрел известность в нефтяном мире. Во время работ по поршневому тартанию и газу я сделал ряд изобретений, получивших широкое распространение у нас и заграницей: поршень и герметический трапп для добычи нефти, газовую форсунку, газовый трапп, скруббер для очистки газа от вредных примесей и проч. Свои изобретения я никогда в жизни не патентовал согласно своим убеждениям. Следующей реформой у меня были вопросы борьбы с испарением нефти путем отбензинивания сырой нефти на промыслах перед перекачкой ее на нефтеперегонные заводы в город, замены пара двигателями внутреннего сгорания и электромоторами, введение новой конструкции бурильных станков и проч.

За время работы в «Казбекском Синдикате» я близко сошелся семьями с управляющим промыслами Отто, его секретарем и старым другом Пе-тром Петровичем Жемчужниковым, ранее долгое время работавшем в Баку по нефтяному акцизу. Мы бывали друг у друга в гостях и вместе работали. Отто и Жемчужников пользовались среди нефтяников и инженеров глубоким уважением, как хорошие работники и бессеребреники. Оба эти лица умерли во время гражданской войны от сыпного тифа.

С директорами нашей городской конторы Тальманом и Файвишевичем я был знаком официально и не вступал в близкие отношения по двум причинам: 1) между чистыми производственниками и коммерческими директорами, бухгалтерами и прочими служащими существует скрытая вражда, примерно как между кавалерией и пехотой, или между моряками и сухопутными войсками и 2) ходили слухи, что Тальман и Файвишевич «не чисты на руку». Последнее подтвердилось после ревизии нашей городской конторы ревизорами Немецкого банка. Оба директора были уволены. Тальман жил после в городе, как рантье, а Файвишевич сначала завел автомобильный гараж, потом выстроил деревообделочную фабрику, купил дома и заделался подрядчиком по крупным постройкам. В 1917 году Тальман уехал в Швейцарию, Файвишевич был «деклассирован» и, кажется, после долгих мытарств где-то служил в Москве, занимая скромное место.

В конце 1909 года, работая в «Казбекском Синдикате», я получил бурением первый крупный фонтан (скв. 1/99), давший 17 млн. пудов в течение года. Правление О-ва воспользовалось случаем и весьма выгодно продало все дело Ротшильду, интересы которого были представлены в Грозненском районе двумя фирмами - «Каспийское Т-во» и «Русский Грозненский Стандарт». Обе фирмы имели при большом основном капитале малую добычу и покрывали свой дефицит скупкой нефти у грозненских фирм, переработкой нефти на собственном заводе в Грозном и торговлей продуктами перегонки. В методах работы фирмы Ротшильда были консервативны и не дали бы хода моей инициативе. Я ушел из О-ва и задумал наладить новые методы работы в Баку.

Я упустил из виду знакомство с одним иностранцем - Эдвином Ивановичем Валлэн. По крови он был англичанином, но родился и вырос на нефтяных промыслах в Канаде в семье рабочего и считал себя коренным американцем. Он с детства работал на нефтяных промыслах в Америке и как отличный буровой мастер был приглашен в Грозный фирмой Джеймса Мак-Гарвея, как бурильщик. Он работал в Грозном, кажется, с 1902 года, говорил, хотя плохо, по-русски и во время моей службы в «Казбекском Синдикате» работал у меня в качестве заведывающего работами на участке № 39. Он женился на дочери вышеназванного Жемчужникова, с которым я был в приятельских отношениях. Моя жена и жена Валлэна - Ольга Петровна - были ровесницами, одинаковых вкусов и близко познакомились. Валлэн был любитель новизны в нефтяном деле и поэтому все реформы я прежде всего проводил на его участке. Участок № 39 скоро стал известен в нефтяных кругах, а вместе с ним приобрел популярность и Валлэн. От Джемса Мак-Гарвея он перешел в «Казбекский Синдикат» после смерти Мак-Гарвея. После моего отъезда в Баку он приблизительно только через год был приглашен Управляющим промыслами Северно-Кавказского О-ва, где директором Правления О-ва был Альберт Мак-Гарвей - брат Джемса Мак-Гарвея. В дальнейшем Валлэн, как блестящий бурильщик, развил добычу до большой высоты, и дело было куплено мировой группой «Шелл» (приблизительно в 1915-1916 году). Капиталы были английско-голландскими и контрольный пакет был у голландцев.

В 1915 году я открыл новый нефтяной район под названием «Соленая Балка» и получил в ней грандиозные фонтаны. Северно-Кавказское О-во приобрело в этом районе два участка по 10 десятин каждый. Валлэн начал бурить, сам руководя работами, и мы стали с ним конкурентами на быстроту и тщательность работы. В течение трех лет наши отношения были натянуто официальными. Валлэн получил грандиозный фонтан, но он быстро стал обводняться и грозил затопить пласты Соленой Балки и тем самым погубить фонтаны О-ва, где я был управляющим. Как член Комиссии по охране недр 11 и как доверенный Петроградско-Грозненского О-ва я подал жалобу окружному инженеру на действия Сев.-Кав. О-ва, прося официального расследования причин заводнения скважины № 1/232 Северно-Кавказского О-ва. Дело получило скандальный оборот для Сев.-Кав. О-ва. Создались ряд комиссий из инженеров-нефтяников, и в результате двухмесячной работы фонтанная скважина № 1/232 была закрыта по постановлению Комиссии по охране недр. Суточный дебит этой скважины был около 500.000 пудов нефти, что при цене нефти по 40 коп. за пуд было весьма чувствительным ударом для Северно-Кавказского О-ва. Мы с Валлэн давно перестали бывать друг у друга, и среди английских фирм Грозненского района я перестал пользоваться репутацией «респектабельного» человека.

<...> Из Грозненского района я выехал с женой в конце 1909 года. В Баку я быстро получил ряд работ по устройству утилизации газа и по тампонажу скважин. Работал я в Московском О-ве 12, «Каспийском Т-ве» 13, «Шрыро и Дембот». Дела мои шли хорошо, но летом 1910 года я неожиданно был арестован жандармами за участие в революции 1905 года в Свердловске, где я совместно с Яковом Свердловым выступал на митингах и был отправлен в Архангельск на два года.

В Архангельске я занялся изучением экономики Севера и техническими вопросами. Там по моему проекту, одобренному директором Московского трамвая инж. Поливановым, был построен городским самоуправлением трамвай в Архангельске. В Архангельске я познакомился с Г. И. Ломовым (Оппоковым) и жил на квартире два года. Ко мне приехала семья. Затем мой губернатор предложил мне построить поселок для русских и самоедских зверобоев на Новой Земле в Крестовой губе.

Летом 1911 года я в качестве начальника экспедиции выехал с Ломовым, математичкой Пулковской обсерватории Неуйминой, рабочими на Новую Землю, где пробыл 6 месяцев, выполнив все поручения по постройке поселка, метеорологической станции и проч.

Я прошел пешком вместе с Ломовым поперек Новой Земли до Карского моря, составил геологическую карту, опись полезных ископаемых и выполнил ряд поручений Академии наук, Геолкома, Гидрографического управления и проч.

Летом 1912 года я составил экспедицию по поручению министра земледелия для обследования Канинского полуострова, Чешской губы и Тиманской тундры до реки Индиги на предмет отдачи всего этого края в концессию на 99 лет англичанам. В экспедицию вошли ссыльные большевики Ломов, Иевлев, Гром и другие. В течение 6 месяцев вся работа была выполнена, и мы представили в Министерство сводный доклад о нежелательности отдавать англичанам концессию.

В Архангельске у меня был следующий круг близких знакомых, большевики: Ломов, Гром, Иевлев, муж и жена Гиммер-Сухановы; меньшевики: Трайтель, Цектилович; с-р 14 - Тизенгаузен.

Осенью 1912 года я уехал в Ленинград, а оттуда по вызову И.Н. Стрижова - в Грозный, чтобы временно заменить тяжело заболевшего туберкулезом Г. М. Фаниева. У последнего я управлял бурением в течение нескольких месяцев и был в 1913 году приглашен управляющим промыслами вновь организованной Лианозовской группы. Последняя скупила промысла д.с.с. А. И. Путилова, наследников Максимова и Англо-Русского Максимовского О-ва. Первые два о-ва объединились в одно под названием Петроградско-Грозненского О-ва 15, а в последнем Лианозовская группа имела большинство акций.

Новое дело имело в Грозном резервуары, но нефть отдавало на переработку заводу Владикавказской железной дороги, так что О-во вело только добычу нефти. Суточная добыча была около 13.000 пудов, а через два года мне удалось поднять ее до 56 тыс. пудов. В 1915 году мною открыт новый район - Соленая балка; в нем у Петроградско-Грозненск. О-ва было два участка по 10 десятин и у Северно-Кавказ. О-ва такое же количество десятин. Чтобы судить о богатстве и значении этого района достаточно сказать, что пробуренные мною скважины фонтанировали по 9-10 лет, причем одна скважина дала около 150 млн пудов нефти. Но бурение было весьма трудное, ибо скважины были глубиной свыше версты.

Городскими управляющими наших промыслов были поочередно: И. К. Ландер, М. С. Богдатьян и Н. И. Шау. Ландер и Шау были английскими подданными, отцы коих обрусели и женились на русских. Ландер и Шау выехали при белых за границу, а Богдатьян (кажется большевик) был расстрелян ВЧК в Москве за какие-то преступления по транспорту 16.

В означенных обществах я оставался до национализации их управляющим промыслами и жил на Старых промыслах.

С середины 1917 года Грозный был ареной гражданской войны между большевиками и белыми и между горцами и русскими без различия партий. Летом 1919 года, когда последний директор Петроградского О-ва [Петроградско-Грозненского] Н. Шау выехал заграницу, я переселился в Грозный и принял функции коммерческого директора. За управляющего на промыслах остался И. Н. Коханов - заведующий участком в Соленой Балке.

Летом 1918 года гражданская война достигла апогея: Грозный был осажден белыми, и Старые промысла были на 3 месяца отрезаны от города. По поручению рабочих я два раза доставал от Казачье-Крестьянского правительства в Моздоке провиант и деньги для рабочих, но второй раз был отрезан фронтом от промыслов и отступил до Чир-Юрта с белыми вместе со всеми инженерами промыслов. Вторично я отступал с добровольцами до Петровска-Порта 17 вместе с инженерами и беженцами. Через 2 недели я вместе с семьей и инженерами вернулся в Грозный, хотя имел полную возможность выехать в Баку и заграницу. <...>

К моменту национализации [1920 г.] на промыслах и в городе оставалось весьма мало инженеров, буровых мастеров, буровых ключников, буровых рабочих, тартальщиков и квалифицированных специалистов и рабочих по металлу. В особенности было массовое бегство служащих, инженеров и рабочих после разгрома и сожжения Новых промыслов и систематических вооруженных разграблений жилищ служащих и рабочих Старых промыслов.

По предложению Коллегии Центрального нефтяного управления и его начальника командарма И. В. Косиора я занял пост Управляющего Грозненскими и Вознесенскими промыслами, подобрал работников в Грозном и на местах и стал проводить и налаживать на практике национализацию промыслов и заводов. Дело было абсолютно новое; его надо было делать быстро, ибо каждый вопрос носил срочный, боевой характер. По приказанию т. Косиора я дал ему план работ на несколько месяцев вперед и наметил способы выполнения этого плана. По приказу Центра нужно было гнать все нефтепродукты изголодавшимся фабрикам и населению. На расчистку путей для налива цистерн, постройки новых путей и эстакад были брошены саперы и рабочие по воскресникам. Налив был налажен, и почти за одно лето было вывезено около 47 млн пудов жидких грузов. <...> Недостаточную рабочую квалифицированную силу мы старались заменить отпускниками-красноармейцами, обучая их бурению и тартанию. Тартальщики вышли хорошие, но в буровых мастерах и рабочих ключниках мы чувствовали острую нужду до 1923-1924 года. Бурение глубоких скважин в Новом районе и, в особенности, в Соленой балке пришлось отложить года на два, на три. Но мы интенсивно наладили старые фонтаны и пока обходились. <...>

На меня сыпались глухие, заглазные обвинения, что я сознательно не бурю на фонтанные пласты Соленой балки и Нового района 18. Я неоднократно говорил т. Косиору, его заместителю т. Ганшину 19, что бурить без риска испортить и затопить фонтанные пласты Соленой балки сейчас нельзя, ибо у нас нет сил в бурении и нет хороших буровых труб. Вопрос этот разбирался в Геолого-Технической комиссии по охране недр с представителем от центра известного геолога-партийца профессора Д. В. Голубятникова и другого геолога-партийца проф. И. М. Губкина. Кстати с И. М. Губкиным я знаком приблизительно с 1909 года; впоследствии он был геологом Правления «Петроградско-Грозненского О-ва» и консультировал мне бурение первой фонтанной скважины в Соленой балке. До 1920 года (т. е. до национализации) он прекрасно изучил геологию, условия бурения и все скважины и пласты Соленой балки. Его совет в Геолого-Технической комиссии был весьма ценным. Большинством 17 голосов против 5 было решено пока воздержаться от бурения в Соленой балке. Я со своей стороны всегда говорил Косиору, что в случае острой необходимости всегда можно докончить бурением (десятка два-три сажен) пробуренную мной ранее скважину № 60 на участке Тапова Петрогр.-Грозн. О-ва. Действительно, вскоре после моего отъезда за границу (в июне 1922 года) скважина № 60 была углублена и из нее получен длительный фонтан с суточным дебитом в 60.000 пудов чистой нефти, а две другие глубокие скважины в Соленой балке, почти доведенные мной (до национализации) до фонтанного пласта, пробурены неудачно и нефти не получили (№ 56/137 и № 57/138).

Дисциплинированно и продуктивно на промыслах работали саперы и специалисты. Паек получали все одинаковый, но и те и другие не так отвыкли от систематической работы во время гражданской войны или вынужденного безделья в отрезанном от всех Грозненском районе.

Поднять трудовую дисциплину и производительность было основной боевой задачей. Я очень редко имел возможность влиять на рабочих (это делали партийцы), но среди специалистов вращался я всегда, ибо вопросы национализации были сложными и не сразу можно найти методы разрешения их. Мне все же удалось сплотить техников и инженеров на идее необходимости работать энергично и честно. Кадр техников и инженеров был небольшой и я почти всех их (за исключением армян бакинских фирм на Новых промыслах) знал хорошо. Были инженеры, которые быстро восприняли идею честно работать с большевиками, как мой помощник Родненский, управл. б. Петрогр.-Грозн. О-вом И. Коханов, братья Зомбе, Френкель и другие. Были лодыри, почти не желавшие работать, как Джалалов, Вайнштейн, были инертные, как Мошнин, Карк, Желиховский и проч.; были больные, как Комиссаров (сильно пил) <...> Но открыто никто не саботировал и в общей трудовой атмосфере все это тонуло и абсолютно не влияло на результаты работ. <...>

В 1921 году т. Косиор отправил заграницу группу инженеров для продажи бензина и покупки материалов. Комиссия часть материалов купила в Тифлисе и Батуме и основную (в том числе и продукты питания) в Константинополе. Заграницу выехали инженеры: Притула 20, А. Л. Зомбе 21, Джалалов 22, Бондаренко, юрист Н. Лидский и партийцы Эр. Петр. Грибанов 23 (другого фамилию забыл). Притула, кажется, имел поручение достать профиль нефтепровода Грозный - Поти и пощупать почву по привлечению капитала на постройку нефтепровода Грозный - Черное море 24 Вся комиссия вернулась кроме инж. Джалалова, который, по словам [членов] Комиссии, продавал бывшие нефтяные земли войска Терского. В общем, труды Комиссии были малопродуктивны и перед Правительством т. Косиор поставил две задачи, которые просил немедленно разрешить: организовать в Москве торговую контору для внешней и внутренней торговли и разрешить «Грознефти» экспортно-импортные операции, как за счет финансов Центра, так и денег, получаемых от возможной экспортной торговли «Грознефти». Центр разрешил и т. Косиор предложил мне (вернее всем отделам «Грознефти») в срочном порядке составить сметы на импортные товары для «Грознефти». Сметы были составлены, прокорректированы и подписаны т. Косиором. От последнего я имел распоряжение изменять сметы в зависимости от наличия товаров на рынках Европы, наличия денежных средств, цен на товары и прочее.

Тов. Косиором были назначены к поездке заграницу три лица: помощник Косиора Сергей Петрович Ананьин (партиец), коммерческий директор «Грознефти» Вас. Солом. Полляк 25 и я, как технический директор и помначгрознефти. Ананьин должен был ведать финансами и закупкой продуктов питания, обуви, белья, проз. 26 и спец. одежды; Полляк должен был продавать или следить за продажей нефтепродуктов «Грознефти» и вести всю коммерческую часть заказов и я должен был взять на себя выбор и заказ технических материалов, станков, двигателей, труб и проч. <...> В Москве мы должны были проконтролировать работу Московского представительства «Грознефти», во главе которого стоял партиец Эр. П. Грибанов и коммерческим директором был инж. Гусман.

В Москву мы выехали в мае 1922 года. Каждому были назначены суточные с момента переезда границы в размере шести фунтов стерлингов, оплата дороги и гостиниц. Наши семьи сохраняли квартиры (хотя никто в Грозном тогда не платил за квартиру) и право на получение жалованья от «Грознефти».

В каком состоянии остались промыслы и заводы Грознефти и вся постановка дела?

И в 1922 году, т. е. через два года после усиленной работы по восстановлению грозненской нефтяной промышленности, мы страшно нуждались в материалах и оборудовании, поэтому наша поездка была необходима и своевременна. За два года создалась надежная и работоспособная группа инженеров, на которых можно было оставить дело. Весь хлам отсортировался и был переведен на неответственные работы. В достаточной мере была поднята дисциплина и производительность. В основных чертах дело могло идти вперед и развиваться по инерции. Ряд комиссий и ответственных лиц из Центра, посетивших за эти два года национализации Грозненский район, находили постановку дела прекрасной. Только в одном 1920 году был А. И. Рыков, Комиссия СТО под председательством Смилги 27, Комиссия Доссера и проч. В декабре 1920 года я повез в ВСНХ СССР председателю А. И. Рыкову 28 первые сметы и план работ на 1921-й год, которые вызвали у Рыкова и

Ломова удивление в хорошей постановке дела. <...> Перебирая все поступки и дела в Грозном с момента национализации и отъезда заграницу, я не могу в них найти злого умысла принести вред молодой национализированной промышленности, не могу найти саботажа или контрреволюции. Я знаю случай убийства инж. И. Н. Коханова, энергичного и честного работника, за требовательное отношение к своим подчиненным 29. В свое время «Грознефть» оценила Коханова, и портрет его висит в Правлении треста. А в 1922 году или 1921 моя работа протекала в неизмеримо более тяжелых условиях, и поэтому возникло самое дурное освещение поступков самых невинных по значению. <...>

Товарищу Р. И. Бредис, машинопись

Свержение самодержавия, образование Временного правительства и дальнейший развал на фронтах свалились на Грозненский район и его работников совершенно неожиданно. Мы все время работали почти в спокойной обстановке и со дня на день ожидали истощения Германии и полной победы союзников. Только в 1917 году начал остро чувствоваться недостаток в железе и продуктах питания. Первый революционный митинг на Старо-Грозненских промыслах собрал тысячи рабочих, служащих контор и инженерства. На этом митинге должен был выступить делегат Ленинградского [так!] Совета Депутатов студент Анисимов 31. Анисимов отрекомендовал себя большевиком и в своей речи призывал к захвату промыслов в руки Совдепа, к недоверию специалистам и физическому истреблению инженеров и техников. Эта речь Анисимова произвела на нас громадное впечатление, и мы приняли ее как бред разгоряченного мозга. Совет Рабочих Депутатов за отсутствием идейных большевиков был образован из рабочих с.-р., с.-д. 32 и просто революционно настроенных рабочих. Революционное настроение рабочих росло, росли требования к нефтяным фирмам и одновременно росло объединение контрреволюционных элементов в виде казачества, чеченцев, мещан и торговцев г. Грозного. Требования Совдепа в Грозном встречали отпор в вооруженной самообороне г. Грозного и прилегающей станицы Грозненской. К Совдепу примкнули два революционных полка солдат, возвращающихся с Кавказского фронта. Требования Совдепа стали выражаться в виде контрибуции на отдельных капиталистов, на нефтяные фирмы, конфискации сейфов и драгоценностей.

Наступили массовые аресты торговцев и аресты отдельных богатых директоров фирм. Положение обострилось с Чечней на почве конфискации товаров из магазинов чеченских купцов в Грозном и требований от аулов Чечни продовольствия для Грозного. Армия, возвращавшаяся с Кавказского фронта через Тифлис - Баку - Грозный, или за бесценок продавала лезгинам и чеченцам вооружение или вступала с последними в бой и громила чеченские аулы. Чеченцы разрушили путь от Грозного до Хосав-Юрта (в сторону Петровска) и до Беслана (в сторону Ростова н/Д). Вскоре Чечня объявила Газават (священную войну против христиан), но по существу он был направлен против большевиков под влиянием мулл и видной чеченской плутократии.

До двадцати тысяч чеченцев обложили город Грозный и требовали удаления из него двух полков солдат. Полки были удалены. Образовался во Владикавказе Народный Совет из представителей рабочих, казаков, чеченцев, ингушей, осетин и представителей городов 33. Совет стал выпускать деньги и издавать декреты для всей Терской области. Но жизнь в Грозном и на промыслах шла своим порядком помимо декретов Народного Совета.

Работы на промыслах были сокращены не менее как на 90 % за отсутствием сбыта нефти. Поддерживали на промыслах только отопление и освещение квартир. Кассы нефтяных фирм были пусты. В банках у фирм числились деньги, но денежных знаков не было. Каждая фирма начала выпускать чеки, акцентованные банками. Текущие счета были быстро исчерпаны, и Народный Совет через Совдеп взял на себя выплату жалования рабочим и служащим Грозненского района.

Летом 1918 года горные аулы Чечни напали на промысла Ново-Грозненского района, разгромили квартиры, зажгли дома, вышки, резервуары с нефтью и 13 фонтанов. Фонтаны горели один год и пять месяцев. Среди горожан и промыслового населения началась паника. Рабочие бросали заводы и фабрики. Совдеп выпустил воззвание покинуть рабочим промыслы. Началось паническое бегство с промыслов и из Грозного. Распространились слухи о том, что Чечня нападет на Грозный и на Старый район. Город был обнесен колючей проволокой и по ней был пущен ток в две тысячи вольт.

Какова же были психология инженеров и представителей фирм?

Большинство директоров и иностранцев всякими способами удрали, кто за границу, кто в Баку, а кто на Минеральные воды. В Грозном из представителей фирм осталось несколько человек.

На промыслах осталось все инженерство, кроме иностранных инженеров. Денег не было, и бежать некуда.

Об остальной России ходили самые противоречивые слухи. Были слухи о Махно, смене правительств на Украине, жестокостях большевиков и прочее. Весь 1918 год мы жили слухами. Появился слух о Добровольческом движении, о росте Добровольческой армии и о порядке, который она водворяет в жизнь. У всех появилась надежда куда-нибудь вырваться из Грозненского тупика, и хоть как-нибудь перейти к нормальной работе. Из опыта сотрудничества с доморощенными грозненскими большевиками у всего инженерства появилось отрицательное отношение к Советской власти. Кроме разрушения мы не видели никакой созидательной работы.

Летом же 1918 года Грозненский Совдеп потребовал разоружения станицы Грозненской, опасаясь, что последняя нападет первая на Совдеп. Разгорелась кровопролитная гражданская война, продолжавшаяся 90 дней.

Под напором армии Левандовского казаки сняли осаду города. Часть инженерства и рабочих, работавших по прокладке нефтепровода Грозный - Тепловодная, была отрезана и захвачена отступавшими казаками от грозненских промыслов. Казаки отступили на Петровск-Порт, а с ними и все беженцы до 4000-5000 человек. Инженерство вернулось на промыслы при Добровольческой армии.

В период 1918 года в Грозном находились очень немногие представители фирм:

1) от Челекено-Дагестанского О-ва - Стрижов Иван Николаевич; 2) от О-ва Рапид - Родненский Николай Иванович и Борисевич Василий Константинович 34; 3) от Англо-Русского Максим. О-ва и Петроградско-Грозненского - Шау Николай Иосифович; 4) все управляющие промыслами Ста-ро-Грозненского района.

В период господства Добровольческой армии в Грозный приехали почти все представители фирм: Джакомелли, Поляк, Валлэн, Вильям Болтон, Беккер, Сангурский, Ландер и другие.

В начале своей деятельности «добровольцы» восстановили железную дорогу до Хосав-Юрта и Беслана. Получился хотя слабый, но все же выход грозненской нефти на Каспийское море и на ростовское направление. Горящие фонтаны в Ново-Грозненском районе были потушены. Но работы не получили должного развития из-за отсутствия сбыта. Резервуары и земляные амбары Грозненского района были переполнены нефтепродуктами до отказа; суточная добыча одних только фонтанов была равна одному миллиону пудов. Расчеты рабочих и служащих не производились. Были надежды на расширение рынка. Снабжение промыслов материалами отсутствовало.

Нефтепромышленники пошли по линии наименьшего сопротивления: ссуды от Особого Совещания при Деникине и неуплата попудного и долевого отчисления Терскому войску и частным владельцам, на землях которых были расположены промысла. От Особого Совещания ссуд получить не удалось. Наоборот Деникин объявил всю грозненскую нефть военным призом и требовал бесплатного снабжения армии нефтепродуктами. Получилось большое разочарование «добровольцами». Спустя 3-4 месяца после прихода «добровольцев» последние разогнали городскую думу, поставили градоначальника и назначили сами гласных новой думы. Работа Особого Отдела или Охранки окончательно разочаровала интеллигентную часть общества. В целях сохранения имущества промыслов от бесцельных реквизиций, для единообразного и правильного распределения продовольствия и денежных сумм среди рабочих и служащих на промыслах были время от времени собрания управляющих промыслами Старо-Грозненского района. Представители промысловых управляющих (я, Раус и Дабелл) часто являлись в Совет нефтепромышленников в Грозный с разными требованиями и претензиями для грозненских рабочих. Здесь в текущей повседневной работе я постепенно познакомился и изучил воззрения и характер директоров нефтяных грозненских промыслов. Особой непримиримостью к требованиям рабочих отличались: 1) Беккер - директор о-ва «Ахвердов и Ко», 2) Преслер - директор о-ва «Шпис» и 3) Джалалов - директор о-ва бр. Цатуровых. Расчетливостью и скупостью отличались: 1) Стрижов - директор Челекено-Дагестанского О-ва, 2) Полляк - директор О-ва «Мазут», 3) Джакомелли - директор О-ва «Русский Грозненский Стандарт».

В период «добровольцев», в особенности, когда Деникин начал отступать, среди директоров, служащих городских контор появилась и развилась до колоссальных размеров спекуляция сырой нефтью, главным образом, керосином, который отправлялся в бидонах, за отсутствием цистерн, на ближайшие рынки Кубани и Украины. Ходили слухи, что быстро наживались целые состояния. Почти все директора фирм, за исключением Стрижова и Беккера, занимались этой спекуляцией. Разочарование в успехах Добровольческой армии проходило быстро, и люди запасались валютой, кто на черный день, а кто для побега за границу. Насколько мне известно, никто из промысловых инженеров, техников и управляющих промыслами спекуляцией не занимались и, действительно, когда волна отступления докатилась до Грозного, то большинство директоров фирм и иностранцев не осталось в Грозном. Убегали так таинственно и быстро, что управляющим промыслов не оставляли ни доверенностей, ни директив, ни денег в кассах. Как и в 1918 году грозненские рабочие, служащие городских контор и инженерство остались большей частью без средств. Я знаю, что в момент национализации промыслов только Северно-Кавказское О-во и О-во «Мазут» сдали большевикам крупные деньги. И то О-во «Мазут» получило их уже при большевиках от своих районных торговых складов. Инженеры снова были брошены хозяевами на произвол судьбы и снова очутились перед разбитым корытом и перед неизвестностью в ближайшем будущем.

«Усмирительная» политика «добровольцев», выразившаяся в разгроме аулов Чечни, Ингушетии и Осетии, вызвала со стороны соседней нам Чечни беспрерывный ряд набегов на промысла. Чеченцы громили промысловые поселки, квартиры инженеров Старого района, грабили пожитки, деньги и скот. Разгромы носили массовый характер и в Грозном. И не только на окраинах, но и в центре города. Все чувствовали и знали, что с уходом последних частей Добровольческой армии возможен разгром и промыслов и города. Паника создала новую волну беженцев среди рабочих и технического персонала. Промысловые инженеры почти все целиком вместе с семьями поехали в Петровск-Порт и Баку.

Я был с семьей только в Петровске. Он был забит беженцами до отказа. Ряд пароходов приехал из Баку за беженцами. Армия захватила ранее вооруженные англичанами пароходы. Я с семьей достал каюту на пароходе «Роберт Нобель» и хотел выехать в Энзели. Пароход быстро набился инженерами и служащими. Стоял он в порту дней 5-7. За это время среди беженцев распространились слухи и прокламации большевиков, приглашавших граждан вернуться обратно в Грозный. Обещалось Учредительное собрание, забвение террора, мирное строительство и прочее. Из Грозного появилась делегация рабочих, просивших вернуться инженеров обратно на промысла.

Среди инженеров было устроено собрание и было решено вернуться на промысла и работать с Советской властью. Я решил вернуться вместе с семьей.

В Грозный я приехал 25 марта 1920 года и вступил в отправление обязанностей городского директора и управляющего промыслами. В этой должности я, как и другие директора, оставались до 30 апреля 1920 года, т. е. до момента национализации промыслов. Весь технический аппарат промыслов и заводов был взят на учет, как в прифронтовой полосе, и все мы получили учетные военные билеты. Покинуть Грозный без разрешения властей мы не имели права 35.

Для управления нефтяными промыслами и заводами было создано «Центральное Нефтяное Управление грозненскими промыслами и заводами», во главе со специальной Коллегией из Москвы и председателем Коллегии командармом И. В. Косиором. Спустя короткое время я был на-значен управляющим Грозненскими и Вознесенскими промыслами и заводами, а впоследствии (при образовании треста «Грознефть») техническим директором и помощником начальника «Грознефти». В этой должности я оставался до 1924 года, когда перешел на службу в Нефтесин- дикат и ВСНХ СССР.

Работа на промыслах закипела и происходила при самых приемлемых для всего инженерства формах. Правда, мы испытывали острую нужду в деньгах. Деньги были обесценены. Весь 1920 и 1921 год приходилось нашим женам стоять на базаре и выменивать за белье, ковры, одежду и обстановку продукты питания. Но это делалось всеми, и все видели, что день ото дня становилось жить легче.

В течение первого года инженерская братия приглядывалась к большевикам. Но нас оставляли в покое; требовали добросовестную работу, инициативу в деле и преданность делу. Слухи о лояльном отношении большевиков к инженерству проник далеко и в Грозный постепенно стекались беженцы. Правда, их было немного, но все же были.

Летом 1920 года приехал и В. С. Поляк (ка-жется из Баку). Приехали Джалалов, Вайнштейн, Домшлак и другие. К осени 1920 года я припоминаю следующих лиц, ранее работавших в грозненских фирмах: 1) О-во «Мазут» - директор В. С. Полляк, директор И. К. Джакомелли; 2) О-во «Рус. Грозн. Стандарт» - техн. директор Н. А. Мо- шнин; упр. промысл. Н. Г. Растрепин; доверенный Ф. М. Сангурский; 3) «Т-во бр. Нобель» - районный управляющий торговыми операциями П. Л. Домшлак; 4) техн. упр. бурением о-ва «Рапид» Н. И. Родненский; 5) доверенный и акционер О-ва «Бр. Цатуровы» - В. Г. Джалалов; упр. промыслами бр. Цатуровых - Б. М. Сажин 36; 6) директор Т-ва «Русская Нефть» - Н. В. Френкель; упр. промыслами того же О-ва - Таумин; 7) упр. промыслами Московского О-ва» - В. А. Дроздовский; 8) упр. промыслами Челекено-Дагестанского О-ва - Десятов. Директоры и управляющие промыслами «Северно-Кавказского О-ва», О-ва Ахвердова, О-ва «Шпис» и ряда промыслов Ново-Грозненского района выехали из Грозного, главным образом за границу.

Самыми крупными фирмами в Грозном были: «Шпис», «Ахвердов», Северно-Кавказское, Петроградско-Грозненское и по торговым операциям - «Нобель», «Мазут», «Русский [Грозненский] Стандарт». В группу «Шелл» входили: Сев.-Кавказское О-во, «Русский [Грозненский] Стандарт», «Мазут», Московское О-во и Каспийско-Черноморское О-во.

Из группы «Шелл» в Грозном остались: 1) Полляк, Сангурский, Джакомелли - это коммерческая часть. Из технической части - Мошнин, Фреу Н. Л. (геолог), Растрепин, Дроздовский. В группу «Нобель» входили: Челекено-Дагестанское О-во, О-во «Колхида» (Вознесенские промысла) и О-во для бурения скважин «Рапид». В Грозном остались только Родненский из «Рапида» и Десятов из Челекено-Дагестанского О-ва. От «Ахвердова», «Шпис» и Сев.-Кав. О-ва - никого не осталось. В Лианозовскую группу входили: Англо-Русское [Максимовское] О-во, Петроградско-Грозненское и Нефтепромышленно-Разведочное. От этой группы остался управляющий промыслами (я) и один участковый заведующий Коханов.

Инженеры фирм Ново-Грозненского района мне мало знакомы по своим группировкам, ибо они обосновались недавно с мелкими капиталами из Баку. Из Ново-Грозненских инженеров я при национализации познакомился с Джалаловым В. Г., Хандомировым И. Т., Мкртчаном, Бабуковым, Комиссаровым Д. И., но кроме Джалалова я по-забыл сейчас, в каких фирмах они работали до революции.

Всех инженеров, работавших на грозненских промыслах и заводах, было в дореволюционное время около 300 человек и 276 из них состояло членами Терского Отделения [Императорского Русского] Техн. О-ва. В момент же национализации их осталось не более двух десятков.

Иванов А. В., 9 апреля 1930 г.

Товарищу Р. И. Бредис, [рукопись]

Из моего показания от 9 апреля 1930 г. видно, что наиболее полно представлена была в Грозном группа «Шелл». Наиболее видным из этой группы был В. С. Полляк, человек образованный, политически развитый, умный, осторожный и деловой. Вокруг него группировалась не только оставшаяся часть группы «Шелл», но хорошие его знакомые, как П. Л. Домшлак из группы «Нобель». Особняком стоял Френкель и Таумин из Русского Т-ва «Нефть». Таумин работал на промыслах Ново-Грозненского района и возвращался только ночью домой, а Френкель, как страстный любитель винта, пропадал целые вечера в компании Лидского Наума Исааковича и, кажется, Вайнштейна. Но и служащие группы «Шелл» делились на два лагеря: техников и коммерсантов; оба лагеря, как и во всех фирмах, тайно недолюбливали друг друга. От своего хорошего знакомого В. А. Дроздовского я слышал, что он дружил с Фреу и Мошниным и никогда не бывал в гостях у Полляка. То же самое я слышал и от Мошнина. Таким образом, круг близких к Полляку лиц ограничивался Джакомелли, Сангурским, Мехтейс (последний приехал в Грозный вместе с нефтяным комитетом из Москвы и первое время занимал, кажется, должность секретаря Коллегии).

Феликса Михайловича Сангурского я знаю с 1907 года, когда он был заведывающим конторой на участке № 39 О-ва «Казбекский Синдикат». В этом обществе я служил первоначально в качестве помощника управляющего промыслами и изредка встречался с Сангурским. «Казбекский Синдикат» в 1910 году был приобретен «Русским [Грозненским] Стандартом» и вскоре Сангурский перешел в «Стандарт» на должность приемщика нефти от других фирм, продававших «Стандарту» свои продукты. В «Стандарте» Сангурский постепенно выдвинулся, в последние годы перед революцией он занимал пост доверенного О-ва по отдельным коммерческим операциям. В 1917 году (если я не ошибаюсь) он был выбран гласным Городской Думы от партии к.-д. Полляк тоже был, как будто, членом к.-д. партии. По переезде Сангурского в Грозный я упустил его из виду и до самого последнего времени поддерживал с ним шапочное знакомство. В 1920 году Коссиор послал Сангурского представителем в Ростов н/Дону и он был одним из самых толковых и энергичных поставщиков материалов для «Грознефти». По делам «Грознефти» я часто приезжал в Грозный. В 1923 году я с ним встретился в Берлине, куда он приехал для производства «нефтесиндикатских» операций и как компетентное в финансовых вопросах лицо при закупке импортного оборудования для «Грознефти». В эту же поездку за границу я сдал ему все заказы в Англии и уехал сам в Москву. При поездке моей в Грозный в 1925 году я встретил его в Грозном, где он работал или в Торговом отделе «Грознефти», или в Грозненском отделении Нефтесиндиката. В коммерческих делах он был человек ловкий, прижимистый, изворотливый и большой комбинатор. Дурного в его поступках за границей я ничего не слыхал. Кроме Берлина, Голландии (Роттердама) и Англии при мне он в других странах не был. Я не слыхал, чтобы он виделся с кем-либо из прежних директоров группы «Шелл».

Джакомелли Ивана Кирьяковича я знал по деятельности в Совете нефтепромышленников Терской области 38. По выезде из Грозного в 1922 году я его больше не встречал. Мне передавали, что он, Мошнин и Дроздовский теперь умерли. Кажется, Мошнин умер в 1924 году, а Джакомелли - в 1925 или 1926 году. К 1929 году из группы «Шелл» оставался в Грозном, насколько мне известно, только один Сангурский. Геолог Фреу, как французский подданный, репатриировался в 1920 или 1921 году.

В. С. Полляк в «Грознефти» быстро занял должность коммерческого директора и сплотил вокруг себя конторский и служебный персонал. С Полляк я никогда не был в близких отношениях и за все время моего и его пребывания в Грозном мы не бывали друг у друга в гостях. Не знакомы были и наши жены. Отношения с Косиором у Полляка были хорошие, и Косиор бывал у него в гостях.

Вокруг меня группировалась инженерная часть чистых производственников, с которыми мне приходилось часто встречаться. Моим помощником и заместителем был Н. И. Родненский, с которым я поддерживал семейное знакомство.

Из Грозного я выехал вместе с Полляк за границу, причем «Грознефтью» и Нефтесиндикатом он был уполномочен для торговых и расчетных операций за проданный Берлинским торгпредством и «Аркосом» 39 бензин. За границей я сталкивался с Полляк большей частью в отеле, чем в торгпредствах. По делу технического снабжения «Грознефти» мне постоянно приходилось бывать на десятках заводов Германии и Англии, а Полляк вел торговые операции главным образом в конторах Нефтесиндиката. Почти безотлучно находился при Полляке распорядитель кредитов, доверенный «Грознефти» С. П. Ананьин.

За границей я не слышал, чтобы Полляк встречался с кем-либо их бывших директоров или хозяев «Мазута», «Стандарта» или других обществ, входящих в группу «Шелл». Только позднее, как я показывал ранее, я слышал в Москве, что Полляк при поездке за границу в 1925 или 26 году встречался в Париже с бывшим владельцем О-ва «Мазут» Полляк, своим дальним родственником 40. Как слух же я слышал, что подбор служащих (районных управляющих) Нефтесиндиката производится из числа бывших служащих О-ва «Мазут». За исключением Джалалова Полляк в Грозненском районе в период Советской власти был единственной крупной фигурой, способной по своим данным делать нефтяную промышленную политику, ибо наиболее полно знал мировую нефтяную конъюнктуру.

Наиболее хитрым и ловким и абсолютно беспринципным из всех грозненских директоров был Джалалов, уехавший за границу, кажется, в 1920 или 1921 году. Он сплотил вокруг себя всех служащих бывших мелких армянских фирм, и они смотрели на него, как на бога. Он остался за границей и, конечно, никогда не вернется в СССР.

Колоритную фигуру представлял в Грозном юрисконсульт Грознефти Наум Исаакович Лидский 41. Большой любитель карт, женщин и вина, он одновременно был ловким коммерсантом. Ходили упорные слухи, что до революции он заработал хорошие деньги на спекуляции нефтяными заявками в Ново-Грозненском районе и подвизался с очень беспринципным молодым Пароньяном в «Каспийском Т-ве». Вместе с Джалаловым он был командирован «Грознефтью» в Константинополь для импортных операций, а оттуда пробрался в Париж, где и виделся, по словам покойного инженера Ал. Львовича Зомбе, со своими хозяевами Гукасовыми. Ходили слухи, что от Гукасовых он получил небольшую сумму денег за свои прежние заслуги в «Каспийском Товариществе». Нам, грозненцам, по приезде он без конца рассказывал о прелестях парижских кабаре и похождениях в них.

Где в данное время Лидский, я не знаю и не помню, когда я видел его в последний раз. Большим весом среди грозненских инженеров он не пользовался, как человек легкомысленный и экспансивный, но и среди друзей Советской власти он никогда и никем не считался.

Грозненские инженеры с большим трудом воспринимали принципы Советской власти после кошмарных переживаний 1917-1919 годов. Аполитичные и косные в общественных делах они по длительной инерции тяготели к старым порядкам, к размеренному, спокойному, обеспеченному труду. Веры в возможность более продуктивной работы при национальном нефтяном хозяйстве у большинства не было.

Ярым апологетом национализации был член Коллегии А. А. Шибинский 42, геолог Линдтроп 43, позднее - И. Н. Стрижов. Я сначала смотрел на национализацию, как на величайший опыт, но в душе я долго не верил в успех этого опыта. Большое впечатление на меня производила неиссякаемая вера и энергия Косиора и Шибинского.

При поездке в Москву со сметами на 20/21 операционный год я встретил среди Центрального нефтяного комитета двух лиц энергично работавших для национализации: Доссера 44 и инж. Смирнова 45. Энергично работали Стрижов и Истомин 46, но, как я думаю, они значительно позже пришли к выводу о рациональности создания национального нефтяного хозяйства.

В Москве же я познакомился с отцом горн. инж. Сажина, женатым на сестре Веры Фигнер 47, и имел с ним и с Фигнер две продолжительных беседы о необходимости и желательности работы с Советской властью. Эти беседы произвели на меня глубокое впечатление своей искренностью и правдивостью. Я решил все силы отдать национальной нефтяной промышленности и больше уже не колебался.

Большое влияние на инженерство имел Косиор своим необыкновенным тактом, широтой размаха и неизменным внимательным отношением к текущим нуждам и горестям инженеров и рабочих. Отсутствие формализма и бюрократизма, развившихся позднее в уродливые формы, делали работу приятной и творческой. Мы все работали как ломовые лошади и не замечали трудности работы. С ликвидацией врангелевского фронта не осталось никакой надежды на реставрацию промыслов в прежних хозяйских формах. А впоследствии с американизацией промыслов по последнему слову техники от старых предприятий просто не осталось никакого годного в дело имущества. Старое инженерство в «Грознефти» повымирало или разъехалось и порвало связь с Грозным, а сотни новых инженеров «Грознефти» не имели у себя ни традиций района, ни связи с бывшими владельцами.

Я получил большую обиду в виде недоверия к моей лояльности, когда мне отказали в 1924 году в выезде моей семьи за границу к месту моей службы, когда большинство ответственных работников трестов и торгпредств имели свои семьи за границей. Я порвал с «Грознефтью» и перешел на службу в ВСНХ, задержавшись на короткое время в Нефтесиндикате. За все время работы в «Грознефти» и ВСНХ я не имел ни от какого начальства не только выговора, но и намека на упрек. Мой арест в 1928 году разразился надо мной, как удар грома. Но об этом в другой раз.

А. Иванов. 9 апреля 1930 г.

В К.Р.О., рукопись

В предыдущих показаниях я уже писал, что мы, грозненцы, не знали «медового» месяца свобод и революций. Революция к нам пришла почти сразу в виде обострения классовой борьбы, национальной вражды и гражданской войны. К концу 1917 года в Грозном шла словесная война между Гражданским комитетом, имевшим целью охрану «свобод» и декретов Временного Правительства и между Советом рабочих и казачьих депутатов, ставивших во весь рост проблему захвата власти пролетариатом и социальной революции.

Мое отношение к участию в революционных событиях было колеблющимся. Еще после 1905 года я решил никогда в жизни не заниматься политикой. Я глубоко разочаровался в творчестве революции массами. На Урале вся революция 1905 года разбилась о глухую стену невежественного крестьянства и полурабочего-полукрестьянина собственника, так называемого заводского уральского мастерового. Лозунги вооруженного восстания и защиты завоеванных свобод с оружием в руках не находили отклика в массах. Только небольшая группа революционеров-энтузиастов ушла в горы и леса с оружием в руках и одиноко погибла с оружием в руках. Но ни пролетариат, ни крестьянство Урала их не поддержали. А уральские заводы существовали со времен Петра Великого, и за этот срок могло сложиться определенное классовое самосознание.

По убеждениям я оставался социалистом, но не примыкал ни к одной партии. С другой стороны горное нефтяное дело увлекло меня. Капитал в нефтяном деле имел прибыль не с эксплуатации рабочих, как это есть на угле, а за счет богатства земных недр, за счет фонтанов, т.е. за счет ренты в ее особом виде в приложении к нефти. Отчасти меня пугала потеря материального благополучия. Я не умею по натуре дело делать на половину или взяться за дело и не кончить его. Революции нужно было отдаться целиком. Нужно быть инициативным и что-то создавать новое. Для создания нового у меня не было ни теоретического багажа, ни богатого революционного стажа и опыта. Чтобы бросить все старое, нужно было гражданское мужество потерять все материальные удобства, воспитание детей и технику. Я любил тогда две вещи: семью и технику. И не знаю, что больше. В технике можно было творить и немедленно видеть результаты: на твоих глазах росли промысла, заводы, увеличивались рабочие; жизнь била ключом и не было предела развитию техники. Партия сковывала человека по рукам и ногам. Быть маленьким работником было не в моем характере, а быть большим - не было данных. Я по натуре не честолюбив, но люблю широкий размах дела, люблю творчество, инициативу. Меня не интересовала никогда нажива: я в жизни не имел ни акции, не занимался спекуляцией на нефтяных землях (хотя с открытием мной Соленой Балки я имел полную возможность захватить в ней лучшие земли и в течение двух лет стать крупным миллионером), не хотел денег, никогда не имел собственности, кроме книг, костюмов и необходимой мебели. Я не был белоручкой и всю жизнь создал собственным трудом и знаниями. Я не был по воспитанию и рождению ни разночинцем, ни аристократом и признавал аристократию воли, ума и сердца. С малых лет я воспитывался среди рабочих и с юных лет увлекся революционными течениями в науке и жизни. И рабочие промыслов, которыми я управлял, ценили меня, прежде всего, как человека.

Но, как я писал уже ранее, командные высоты на промыслах в Совдепе и в Грозном захватил пришлый элемент. Своей революционностью, лозунгами и поступками он увлекал массы. Рабочие других фирм меня знали просто как высоко-административное лицо, поставленное, чтобы давить рабочих и соблюдать интересы хозяев. Выступить с трибуны в качестве революционера значило поставить себя в ложное положение перед массой. Так это и случилось.

Гражданский Комитет в Грозном предложил мне сорганизовать такой же Комитет на промыслах на принципе пропорционального представительства от рабочих, служащих и казаков двух больших смежных хуторов. Я принял предложение. Провел несколько предвыборных собраний, но на главном собрании с представителями промыслового Совдепа все мои предложения были с треском провалены. Я и ожидал, что они будут провалены, ибо Совдеп был гораздо революционнее Гражд. Комитета и революционность рабочих масс быстро нарастала. Но обиднее всего было то, что рабочие и служащие, так горячо поддерживавшие меня на предвыборных собраниях, на общем собрании были немы как рыбы, и у них не хватило смелости и мужества поддержать (из боязни показаться перед Совдепом контрреволюционными, отсталыми) мои предложения, исходящие от Управляющего промыслами! Это был мой последний опыт заняться политикой, и я окончательно поставил над собой крест.

Вся последующая деятельность моя на промыслах протекала под лозунгом невмешательства в развитие революции и значительной дозой веры в ее не успех. Я стремился лишь оградить имущество О-ва от разбазаривания, а в период правительства «добровольцев» - оградить жизнь отдельных рабочих-революционеров и их семейств от арестов или казней. Но мое выступление, как организатора Гражданского Комитета, создало мне на промыслах и в Грозном репутацию контрреволюционера (хотя тогда еще слово «контрреволюционер» не имело широкого распространения). Все же в критических для рабочих случаях, как голод на промыслах в 1918 году во время гражданской войны в городе, обще-промысловые собрания выбрали меня депутатом для ходатайства перед моздокским правительством о получении хлеба и денег для промыслового населения, и я выполнял успешно эти поручения.

Когда в последний раз я очутился при поездке из Моздока на промысла, то мне пришлось быть задержанным в тылу у казаков и вместе с ними и тысячами других беженцев отступать на Хосав-Юрт - Петровск-Порт. При добровольцах я уже переселился в Грозный и не принимал никакого участия ни в Военно-промышленном комитете, ни в Городском самоуправлении. С меня хватило моих переживаний во время национал [так!] и гражданской войн. Я с интересом следил за продвижением добровольцев и с не меньшим интересом [смотрел] на разлагавшийся тыл, революционный подъем и на все растущую спекуляцию, рвачество и упадок духа Добровольческой армии.

С движением армии назад от Орла и быстрым ее бегством до Ростова было связано крушение всяких надежд, в тылу никто уже из серьезных людей не верил в возрождение армии, а идеи Особого Совещания Деникина быстро и давно провалились как в массах, так и в крестьянстве.

По возвращению из Петровска в 1920 году (в марте) я нашел среди инженерства запуганность и ожидание каких-то кар со стороны большевиков. Кар ко всему инженерству не последовало. Сидели в тюрьме отдельные лица (Стрижов, Сажин), но все инженерство в целом было оставлено в покое. До момента национализации все оставались на своих местах. И только с введения национализации (28 апреля) я начал, как управляющий национализированными промыслами, перегруппировку на промыслах и в городе.

Для характеристики инженеров скажу следующее: основная масса инженеров была политически абсолютно не воспитана. Среди горных инженеров было развито чисто кастовое честолюбие и полу-презрение к технологам, механикам и химикам. Среди инженерства были разные политические оттенки: от монархистов до социалистов. Но я не знаю ни одного инженера с вполне выдержанной идеологией и обоснованной солидными научными сведениями. К числу монархистов (по симпатии или консерватизму) я отношу Мошнина, Попова, Фреу Ивана, Карка, Желиховского, Косенко; к числу кадетов или левее: Родненского, Максимовича, Полляк, Сангурского, Джакомелли, Таумина, Хандомирова, Комиссарова, Френкеля, Джалалова, Вайнштейна, Сажина, Борисевича, Притула, Стрижова, Елина, Идельсона, Растрепина. Из перечисленных лиц есть люди с инициативой и простые исполнители чужой воли. К инициативным я отношу: Стрижова, Елина, Полляк, Сангурского, Джакомелли, Джалалова, Притула, Идельсона, Максимовича и Шибинского. Некоторые из лиц прогрессивного образа мыслей всю свою жизнь были аполитичны. К таковым следует отнести: Родненского, Зомбе, Таумина, Френкель, Хандомирова, Растрепина, Косенко, Попова и Комиссарова.

Из наиболее интересных лиц, впоследствии вставших, очевидно, во главе вредительской ор-ганизации, следует отметить мало известных, но игравших крупную роль.

Ю. К. Максимович 49 возвратился летом 1920 года (уже после национализации) из Елизаветполя (Гянджа), куда он отступал с отрядом генерала Дроценко в 1920 году. Это был юноша лет 21, с блестящими способностями, с громадным честолюбием и желанием быстро продвинуться вперед, быстро приспособляющийся к политическому моменту и не особенно разбирающийся в средствах. Он был грозненец по рождению. В 1919 году был фактическим редактором кадетской газеты, где писал статьи и имел успех. Все это, очевидно, вскружило ему голову. Я взял его к себе секретарем, а потом поручил ему организовать статистику на промыслах и в Промысловом Управлении. Он блестяще справлялся под моим руководством с этой задачей, и статистика была поставлена хорошо. Потом, приблизительно через год, при Центральном Управлении был организован Статистический отдел и издание нефтяного журнала 50. Максимович был заведывающим отделом и редактором журнала. Когда я весною 21 года вернулся из Москвы, то я застал уже Максимовича своим помощником и общее несочувствие инженеров, что такой юнец пробрался в мои помощники. Я быстро поставил его в Отдел статистики и заявил Косиору, что моими помощниками могут только быть инженеры с большим нефтяным стажем. Его убрали и Максимович, по-видимому, затаил ко мне злобу или обиду. Он в 1923 или 1924 году перешел работать в Московское представительство Гроз-нефти на должность помощника коммерческого директора и быстро забрал в свои руки, как представительство, так и Шибинского. Самую тесную связь с Грозненским районом держал Максимович, он же составлял разные варианты программ пятилеток и финансирования дела. Он пользовался большим влиянием на Косиора и Ганшина, хотя у последних я замечал слегка ироническое к Максимовичу отношение. При своих поездах из Москвы на промысла, заводы, постройку нефтепровода и заводов в Туапсе, он мог служить прекрасной связью между вредительским московским центром и местами.

Роль Полляка, Стрижова, Джалалова, Приту-лы, Шибинского и Елина я уже описывал. Такие лица, как Родненский, Зомбе, Хандамиров, Стажин, Растрепин, Попов, Косенко, Таумин, Комиссаров и Идельсон играли роль пассивную, как проводников идей центра. А может быть многие из них и не знали о существовании центральной вредительской организации. Инициативными людьми в заводском и нефтепроводном строительстве были только две фигуры - Покровский и Аккерман 51, не считая Елина в центре.

Я убежден, что в период моей работы в Грозном в 1920-1922 году не было вредительской сплоченной организации, ибо даже идеи организованного вредительства не было. Были выступления отдельных лиц, или действовавших по частной инициативе, или имевших личную связь с бывшими владельцами промыслов и заводов. Люди не компетентные в нефтяной конъюнктуре и плохо знающие истинное соотношение сил могли принять сплоченность тогдашнего инженерства за вредительскую организацию.

Сплочению разнородного инженерства в одно целое я много способствовал. При большевиках я всегда отстаивал свободу инженерского труда, свободу инициативы и полное невмешательство со стороны Косиора, Ганшина или комиссаров в технические распоряжения Техперсонала. На этой почве у меня никогда не было с весьма тактичным Косиором никакого столкновения или недоразумения. И наоборот одно время сильно обострились отношения с Ганшиным. Наши функции были разные. Ганшин заведовал хозяйственно-финансовыми вопросами и первоначально сильно вмешивался в мои чисто технические приказы, всегда имевшие санкцию от Косиора; отношения обострились настолько, что я просил Косиора дать мне место рядового инженера. Но Косиор помирил меня с Ганшиным и последний дал слово не лезть в мои дела.

На почве недоверия к инженерам у меня были резкие высказывания в присутствии Косиора, Ганшина и Профсоюза против неправильного отношения большевиков к технической работе и руководству промыслами. Отношения к Главному комиссару, работавшему вместе со мной в кабинете, было самое наилучшее, ибо он видел все распоряжения и понимал, почему и зачем они делаются. Но промысловые и заводские комиссары желали играть первую скрипку и в момент ломки старых владельческих хозяйственных единиц и организации национального хозяйства оказались вредными и только тормозили дело неумелыми распоряжениями. Когда в конце 20 года в Грозный приехала чрезвычайная нефтяная комиссия под председательством И. Т. Смилги, я попросил у него собраться вместе с инженерами, чтобы выяснить все наболевшие вопросы. Собрание состоялось и я вместе с инж. Дашевским потребовал временного удаления всех промысловых и заводских комиссаров. Смилга после совещания с Косиором, комитетом партии и профсоюзном горняков дал свое согласие, и комиссары при мне уже не существовали.

О сплочении инженерства в одно целое я, конечно, много говорил, как с отдельными лицами, так и группами. Много пришлось потратить труда и времени, чтобы убедить инженерство работать «на большевиков». Эта часть работы была для меня наиболее трудной психологически, ибо до начала 21 года, т. е. до приезда из Москвы, я не был внутренне и искренне уверен, как в прочности Советской власти, так и целесообразности своей энергичной работы. Я уже писал, что кругом были фронты, и не угасла какая-то смутная надежда на интервенцию. Иногда я доходил до отчаяния, и в голову приходило желание бросить все к черту и пробраться через горы в Грузию, а оттуда за границу. Но работа в грандиозном масштабе затягивает и подкупает душу к творчеству и мы все оставались.

Когда приходилось убеждать инженеров, то приходилось влиять на них по-разному. Конечно, монархиста не убедишь социалистическими доводами и с ним приходилось играть на патриотической почве. С трусами нужно было действовать обещанием доработаться до ЧК, если он будет саботировать, и т. д. Таким образом, многие инженеры и служащие могли составить обо мне ложное представление. Передвижение инженеров и служащих с одной группы промыслов на другую группу, вызывавшую ломку их квартир, огородов и пр., вызывало массу неудовольствий. Не менее неприятностей и вражды по отношению к себе я испытывал при повышении одних и понижении других по службе.

Из перечисленных ранее мной лиц я не упоминал о Курском, Остроменском, Кершен и ряде путейских и строительных инженерах, которые работали в транспортном отделе под прямым руководством Косиора, и Строительном отделе под руководством помощника Косиора Чернова. Я был со всеми знаком, но мало вникал в их работу. Работа Транспортного отдела велась блестяще, а Строительного отдела сильно хромала по вине Чернова и за острым недостатком строительных материалов.

Уже в средине 21 года я настолько вошел во вкус широкой работы и в круг большевистских идей, что Грибанов по поручению Косиора делал мне предложение записаться в партию, но я это предложение отклонил.

Я припоминаю еще одно резкое выступление в конце 20 года на краевой конференции горняков, состоявшейся в Грозном. Положение промыслов, снабжение их материалами, одеждой и продовольствием было в удручающем состоянии, и я изобразил картину в мрачных красках. Как сейчас помню, что записалось отвечать мне 119 ораторов и их речи заняли три дня. Они вспомнили мне все мои промахи и поступки чуть ли не со дня рождения, и я отвечал всем сразу. Косиор говорил мне, что после конференции пришлось ему ездить в ЧК, чтобы меня не арестовали. Крупный и резкий разговор с яркими выпадами по адресу тактики большевиков я имел у себя за обедом в Грозном с теперешним ректором Московской горной академии, а тогда молодым партийцем И. М. Губкиным. Он призна-вал многие ошибки большевиков и убеждал меня работать вместе с ними.

Я не могу теперь припомнить всех своих разговоров или фактов мелкого вредительства в период 20-22 года, но охотно допускаю их существование и как Технический директор Грознефти я не имею никакого морального права сваливать все «на стрелочников» и поэтому принимаю их на личную ответственность. Точно также я не могу говорить, что я не принимал участия во вредительской работе московского центра, если я даже не знал, но подозревал о существовании такой организации.

 

Примечания

Косиор (Коссиор) Иосиф Викентьевич (18931937) - видный советский хозяйственный деятель, член ВКП(б) с 1908. Участник гражданской войны. В 1920 - член Реввоенсовета Терской группы войск, командующий VIII Кавказской армией труда и одновременно председатель коллегии Центрального управления грозненскими нефтепромыслами и нефтезаводами. В 1922-1926 - председатель правления треста «Грознефть»; с 1926 - председатель правления треста «Югосталь». С 1927 - заместитель председателя ВСНХ СССР. В 1930 г. - председатель правления треста «Востоксталь». С 1931-го - начальник Главного управления топливной промышленности, заместитель наркома тяжелой промышленности СССР. С 1933-го - уполномоченный СНК СССР по Дальневосточному краю. Умер в санатории под Москвой.

2 Центральный архив ФСБ России, АСД Р-49379, т. 1, л. 26-37 об.

3 Иванова Вера Николаевна, 1885 г. р., урожденная Стрижова, младшая сестра И. Н. Стрижова. В 1925 г. выехала в Лондон, где учились дети Ивановых, работала в «Аркосе» в представительстве советских нефтяных трестов.

4 Родненский Николай Иванович (1876-1938) - инженер-нефтяник, геолог, выпускник Московского университета. До революции работал в подрядных и нефтепромышленных обществах Грозного, затем в «Грознефти». После отъезда А. В. Иванов за границу был назначен техническим директором треста. За успешное восстановление промыслов в 1925 г. был награжден орденом Трудового Красного Знамени. Выезжал в США для закупок оборудования и изучения нефтяного дела. Арестован в октябре 1929 г. и осужден. Решением коллегии ОГПУ был освобожден из-под стражи и направлен для работы в «Майнефть», где до 1937 г. возглавлял промысловое управление. Затем был арестован и расстрелян, а позднее полностью реабилитирован. О нем см.: Евдошенко Ю.В. Н. И. Родненский - технический директор «Грознефти» // Ветераны: из истории развития нефтяной и газовой промышленности. - Вып. 25. - М.: Нефтяное хозяйство, 2012. - С. 44-58.

5 Михаловский Иван Харлампиевич - грозненский нефтяник, член Терского отделения ИРТО, после революции работал в «Грознефти».

6 Фаниев Георгий Мартынович - до революции - крупный грозненский буровой подрядчик, владелец собственной фирмы подрядного бурения, которую при-обрело «Т-во бр. Нобель»; в начале 1920-х был буровым подрядчиком «Азнефти, затем - буровой мастер на промысле «Нефтедаг» в Туркмении.

7 Имеется ввиду участок магистрального нефтепровода Баку-Батум.

8 К. д. - сокращенное название буржуазно-либеральной партии конституционных демократов, сокращенно «кадет».

9 «Казбекский Синдикат» - учрежденная Г. Р. Шпи- сом в 1902 г. фирма «The Kazbek Syndicate», затем контроль над фирмой перешел Deutsche Вапк’у.

10 15 июня 1909 г. «Нефтяное дело» сообщало: «На промыслах в настоящее время наблюдается увлечение газовым делом. Почти все фирмы заняты устройством утилизации газа из скважин для отопления котлов, печей и действия моторов. Некоторые участки, как например участок № 39 общества ‘’Казбекский Синдикат’’, совсем перешли на газ и не употребляют нефти для отопления котлов» (с. 12).

11 Технической по охране терских нефтяных месторождений комиссии, существовавшей при Совете Съезда терских нефтепромышленников.

12 Московское нефтепромышленное общество - учреждено в 1897 г., правление находилось в Москве, основной капитал в 1914 и 1917 г. - 1,2 млн руб., к 1917 г. принадлежало корпорации «Шелл».

13 «Каспийское товарищество» - нефтепромышленное и торговое общество, учреждено в 1897 г., правление - в Петрограде, основной капитал в 1914 г. - 7,5 млн руб., в 1917 г. - 7,5 млн руб.

14 С.-р. - сокращенное название леворадикальной партии социалистов-революционеров, «эсеров».

15 Петербургско-Грозненское нефтепромышленное акционерное общество учреждено в 1916 г. на базе предприятий наследников ростовского купца В. Р. Максимова - Англо-Русского Максимовского общества, Первого Грозненского нефтепромышленного товарищества и Петербургского нефтепромышленного общества, проданных в 1913 г. Русской генеральной нефтяной корпорации «Ойль», - и нефтепромышленного предприятия

A. И. Путилова. Юридически Англо-Русское Максимовское Общество сохранилось и А. В. Иванов исполнял административно-технические обязанности в обеих фирмах. В ноябре 1917 г. в состав правления Петербургско-Грозненского общества вошел Г. Л. Нобель, что означало вхождение этой фирмы в орбиту интересов нобелевской корпорации (см.: Монополистический капитал. Т. 2. 1914-1917 гг. - Л.: Ленингр. отд. изд-ва «Наука», 1971. - С. 469, 479, 512).

16 Богдатьян (Багдатьян) Михаил Саркисович (Сер-геевич) (1874-1922) - инженер, выпускник Харьковского технологического института; за связь с бакинским революционным подпольем в 1904 г. арестован, выпущен, эмигрировал. После амнистии 1905 г. работал в Совете съездов бакинских нефтепромышленников, один из спонсоров большевистской организации в Баку. В период Октябрьской революции и сразу после нее пользовался поддержкой Л. Б. Красина, а через него -

B. И. Ленина. В 1920 г. Президиумом ВСНХ был предложен Главконефти в качестве «постоянного консультанта по вопросам нефтяной промышленности». В 1922 г., как организатор частного товарищества, попал в поле зрения ГПУ по подозрению в подкупе чиновников НКПС. За инженера заступались Л. Б. Красин, А. С. Енукидзе, А. П. Серебровский, против него и его защитников резко выступил И. В. Сталин. Расстрелян.

17 Петровск-порт - название г. Махачкалы до 1921 г.

18 Обвинение в «сознательной» задержке бурения на глубокие или новые нефтяные пласты было одним из распространенных, в конце 1920-х годов оно прочно вошло в перечень преступлений, в которых ОГПУ подозревало инженеров-нефтяников. Далее А. В. Иванов указывает на причины, которыми руководствовались инженеры, ограничивая бурение: нехватка опытных кадров, труб и оборудования, отсутствие условий для транспорта и переработки нефти. Подобные аргументы приводил также и технический директор «Азнефти» Ф. А. Рустамбеков (см. Рустамбеков Ф. А. По поводу ста

тьи Д. В. Голубятникова: «Результаты обследования нефтяных промыслов Бакинского района осенью 1922 г.» // Нефтяное и сланцевое хозяйство. - 1923. - № 9. -

С. 210-219).

19 Ганшин Сергей Михайлович (1895-1938) - крупный советский хозяйственный деятель; член РСДРП(б) с 1914 г., участник Гражданской войны. С 1920-го по 1926 г. - заместитель управляющего, в 1928-1930 гг. - управляющий трестом «Грознефть». Награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени. Неоднократно выезжал за рубеж для закупок оборудования. В 1930-1933 гг. возглавлял нефтяную промышленность СССР в должности начальника Нефтесектора Главтопа ВСНХ СССР (с 1932 - Главнефть НТКП СССР). С 1934-го по 1936 г. управляющий трестом «Башнефть». Репрессирован, расстрелян, реабилитирован.

20 Притула Александр Фомич (1883-1938) - видный советский инженер-нефтяник, выпускник Петербургского горного института. До революции - областной горный инженер Терской области, управделами Совета съезда терских нефтепромышленников, затем - в «Грознефти». С января 1925 - директор Грозненской нефтяной промышленности ЦУГпрома ВСНХ СССР; в дальнейшем работал в центральных органах управления нефтяной промышленностью СССР, курировал вопросы капитального строительства, выезжал в США для изучения систем хранения и транспорта нефти, в 1930-е годы один из ведущих советских специалистов в этой области, автор учебников, профессор Московского нефтяного института. В 1938 г. расстрелян, реабилитирован.

21 Зомбе Александр Львович (1877-1926) - инженер-нефтяник, учился в Берлине и Льеже. С 1906-го в нефтяной промышленности, с 1911-го - в Грозном, доверенный фирмы «Стукен и Ко», снабжавшей Грозненский нефтяной район техникой и оборудованием. В 1917-м - председатель Грозненского военно-промышленного комитета, заместитель председателя Грозненского гражданского комитета, член президиума Грозненского районного исполкома, в 1918 г. работал в комиссариате промышленности Терской народной республики, с 1920-го - в «Грознефти», управляющий отделом снабжения, с 1921 г. работал в представительстве «Грознефти»: сначала в Константинополе, затем в Берлине. Умер из-за болезни.

22 Джалалов Ваган Герасимович - инженер-технолог, окончил Петербургский технологический институт; до революции директор (по некоторым данным - и со-владелец) общества бр. Цатуровых и мелких дочерних грозненских фирм - Волжско-Грозненское о-во, «Гроз-ненская нефть», «Аргун», «Сунжа», владелец разведочных участков. Пользовался большим авторитетом среди инженеров. С 1920 г. управляющий Ново-грозненскими промыслами, в 1921-м не вернулся из заграничной командировки.

23 Грибанов Эразм Петрович (1891-?) - партийный и хозяйственный деятель. Член РСДРП(б) с 1908 г., бывший учитель Белощельской школы Мезенского уезда. В 1908 г. приговорен к заключению на три года. Наказание отбывал в Архангельской губернской тюрьме, где познакомился с А. В. Ивановым. После революции член исполкома Карачевского уездного Совета Брянской губернии и комиссар труда г. Карачева. С июня 1918-го - управделами Московского комитета труда и помощник комиссара труда Москвы. С августа 1918 г. служил в Красной Армии. В 1919-1920 гг. заведующий политотделом Особой Камышинской группы, заведующий политотделом и политкомиссар штаба 13-й армии, особоуполномоченный РВС 13-й и 8-й армий. В 1920-1921 гг. особоуполномоченный командующего Кавказской трудовой армией и Грозненского нефтеуправления. С 1922-го - в «Грознефти», Нефтесиндикате. За растрату и моральное разложение исключен из партии, работал электриком в Махачкале, затем на хозяйственной работе на Сахалине.

24 Первые работы по проектированию трассы нефтепровода Грозный - Туапсе стал проводить концерн «Шелл». Подробнее об истории строительства грозненского нефтепровода см.: Евдошенко Ю. В. Нефтепровод от Грозного до Черного моря // Нефтяное хозяйство. - 2009. - № 2. - С. 127, 128; № 3. - С. 109-111.

25 Полляк (иногда Поляк) Василий Соломонович (1886-1931) - окончил Петербургский университет (юридический факультет). Беспартийный, но в 1905-1907 гг. примыкал к социал-демократам «меньшевикам». В 19081917 гг. работал в симбирском отделении крупнейшего в России нефтеторгового общества «Мазут» (контрольный пакет акций которого Ротшильды продали корпорации «Шелл»). С 1917 г. возглавлял грозненское отделение «Мазута». В 1920 г. вошел в Центральное управление грозненскими промыслами и заводами (будущий трест «Грознефть»), с началом НЭП - коммерческий директор треста. Неоднократно выезжал за границу, в 1922

1930 гг. - член правления «Нефтесиндиката», организации, объединившей торговлю СССР нефтепродуктами на внутреннем и внешнем рынках. В 1931-м был расстрелян, позднее - реабилитирован.

26 Прозодежда, сокр. - производственная одежда.

27 Комиссия под руководством председателя Главтопа ВСНХ И.Т. Смилги работала в Грозном летом 1921 г.

28 Рыков Алексей Иванович (1881-1938) - крупный политический и хозяйственный деятель СССР, член первого советского правительства. В 1910 г. был в ссылке в Архангельске, где познакомился с А. В. Ивановым. В 1920 г. занимал посты председателя ВСНХ РСФСР, заместителя председателя Совнаркома и чрезвычайного уполномоченного Совета рабоче-крестьянской обороны по снабжению Красной армии и флота (Чусоснабарм), в 1924-1930 - председатель Совета народных комиссаров СССР, в 1937 г. репрессирован и расстрелян. Реабилитирован.

29 Об этом см.: И.Н. Коханов (некролог) // Грозненское нефтяное хозяйство. - 1922. - № 4.

30 ЦА ФСБ, АСД Р-49379, т. 9, л. 159-162.

31 Вероятно: Анисимов Николай Андреевич (18921920) - член РСДРП(б) с 1913 г., с 1914-го - руководитель большевистской группы в Грозном. В марте- апреле 1917-го - председатель Грозненского совдепа, летом-осенью - член исполкома и глава большевистской фракции. В конце ноября 1917 г. выехал из Грозного, с декабря - председатель ревкома Ставропольского гарнизона, затем член РВС ряда армий. Член ВЦИК

4- го созыва (март 1918 г.). Умер от тифа (Музаев Т. М. Союз горцев. Русская революция и народы Северного Кавказа, 1917 - март 1918. - М.: Патрия, 2007. - С. 468).

32 С. д. - сокращенное название партии социал-демократов (РСДРП).

33 Вероятно, имеется ввиду Временный Терский областной Народный совет, провозглашенный Терским областным съездом трудовых народностей (25 января -

1 февраля 1918 г., Моздок). В него вошли 10 социалистов,

8 казаков, 6 представителей Осетии, 5 - Кабарды. Председатель левый эсер Ю.Г. Пашковский (Музаев Т. М. Союз горцев ... С. 352-353).

34 Борисевич Василий Константинович (1882-1952) - инженер-механик, выпускник Московского высшего технического училища, до революции работал в «Т-ве бр.Нобель» в Баку и Грозном (последняя должность - управляющий фирмой подрядного бурения «Рапид»), после революции - в «Азнефти», зав. отделом промысловой механики Биби-Эйбатской группы промыслов; с 1922-го - в Москве: в Главтопе, Главгортопе, Совете нефтяной промышленности, заместитель заведующего отделом промысловой механики ГИНИ. Арестован в 1929 г., осужден в 1931-м и до 1939 г. отбывал 10-летний срок в Коми АССР. Умер в Москве. Реабилитирован.

35 26 февраля 1920 г. Совет народных комиссаров выпустил постановление об учете всех рабочих и специалистов нефтяной промышленности, которые приравнивались к военнообязанным. Документ объявлял «повсеместный учет лиц в возрасте от 18 до 50 лет, работавших по добыче нефти на промыслах и переработке ее на заводах независимо от срока работы в этой области, как-то: инженеров, техников, буровых и промысловых мастеров, машинистов, электротехников, тартальщиков, механиков, ключников, слесарей и плотников нефтяного дела» (Декреты Советской власти. - Т. 7. - М.: Политиздат, 1975. - С. 274-276).

36 Сажин Борис Михайлович (1883-1943) - горный инженер, окончил Петербургский горный институт.

С 1913-го по 1920 г. - управляющий промыслами различных нефтефирм в Баку и Грозном. Управляющий делами Совета съездов Терских нефтепромышленников.

С 1920-1929 гг. служил в «Грознефти», главный инженер разведочной конторы, работал в Майкопе и Крыму.

В 1929 г. репрессирован, сослан на Урал. В дальнейшем работал во ВНИИ минерального сырья. Реабилитирован.

37 ЦА ФСБ, АСД Р-49379, т. 9, л. 155-158 об.

38 Совет Съезда терских нефтепромышленников - общественная организация, объединявшая грозненские нефтепромышленные фирмы, занималась решением общих вопросов: благоустройство промысловой территории, здравоохранение, образование.

39 Аркос (All-Russian Cooperative Society) - торговое общество, созданное в октябре 1920 г. для организации торговли с Великобританией, находилось в Лондоне.

40 Речь идет о С. Г. Полляке, крупном нефтепромышленнике, одном из бывших владельцев и руководителей крупнейшей нефтеторговой фирмы «Мазут».

41 Лидский Наум Ильич (1887-1931) - старший юрисконсульт «Грознефти», был арестован в июне 1929 г. и вместе с А. В. Ивановым был приговорен к расстрелу. Расстрелян 25 марта 1931 г., реабилитирован.

42 Шибинский Андрей Андреевич (1869-1950) - инженер-нефтяник, дворянин. До революции - управляющий подрядным бурением Товарищества механических и чугунолитейных заводов «Молот» в Грозном, с 1914-го по февраль 1917 г. - на Кавказском фронте, штабс-капитан.

В 1918 г. вместе с И. М. Губкиным вошел в коллегию Главного нефтяного комитета ВСНХ и стоял у истоков советской нефтяной промышленности. С 1920-го - один из создателей «Грознефти», заместитель управляющего трестом, глава его московского представительства. Арестован в марте 1930, осужден в марте 1931 г. к 10 годам лишения свободны, но решением коллегии ОГПУ освобожден в мае 1931 г. Умер и похоронен в Москве, реабилитирован. Двоюродный дед писателя А. П. Гайдара.

43 Линдтроп Норберт Теодорович (1889-1963) - известный геолог-нефтяник, выпускник Клаустальской горной академии (Германия); до революции работал в Баку и Грозном; с 1920-го - промысловый геолог на Новых промыслах «Грознефти», разработал методику анализа пластовых вод и первым выделил водонапорный режим Новогрозненского (Октябрьского) месторождения. Был в командировке в США. С 1927-го - главный геолог «Грознефти». Арестован в сентябре 1929 г., осужден и выслан в Среднюю Азию; с 1939 г. работал во ВНИГРИ, преподавал в Ленинградском горном институте. Неоднократно награжден государственными наградами. Реабилитирован. O нем см.: ЕвдошенкоЮ. В. Н. Т. Линдтроп - открыватель водонапорного режима в Грозном // Нефтяное хозяйство. - 2010. - № 6. - С. 124-126.

44 Доссер Зиновий Николаевич (1882-1938) - участник Московского декабрьского восстания 1905 г., в 1918 г. - председатель Бакинского СНХ, в 1919-1920 гг. - управляющий делами Чусоснабарма, с марта 1920-го - председатель Главного нефтяного комитета ВСНХ, в 1920-х - торговый представитель в Италии и Китае, где, по всей ви-димости, выполнял и нелегальные поручения. В 1930-х - на хозяйственной работе. Репрессирован, расстрелян и реабилитирован.

45 Смирнов Николай Николаевич (1880- ?) - горный инженер, нефтяник, выпускник Петербургского горного института, один из создателей советской нефтяной промышленности. До революции работал в «Русском товариществе «Нефть», в 1917-м - помощник начальника Промыслового управления, заведующий эксплуатационным и техническим отделами, занимался решением проблем обустройства и эксплуатации эмбенской группы участков товарищества; с 1920-го - управляющий промысловым отделом Главконефти (с 1922-го - Управление нефтяной промышленности) ВСНХ, заведующий Научно-техническим бюро Совета нефтяной промышленности, в 1924-м - директор по Грозненской нефтяной промышленности Горного директората ЦУГпрома ВСНХ, профессор Московской горной академии (с 1930 - Московского нефтяного института), заместитель председателя Научно-технического совета нефтяной промышленности. В сентябре 1930 г. арестован, а в июне 1931 г. осужден к 10-летнему заключению в концлагерь. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.

46 Истомин Владимир Константинович (1863-1932) - бывший «народоволец», высланный в Баку, с 1904-го - в правлении Т-ва бр. Нобель, член правления ряда дочерних нобелевских предприятий, в 1918-1921 - заведующий Техническим отделом Главконефти, в 1922 г. был осужден по «Делу нобелевцев», с 1924 г. работал консультантом в различных нефтяных учреждениях. Повторно осужден в 1931 г., умер в Ухтпечлаге. Реабилитирован. О нем см.: Евдошенко Ю. В. В. К. Истомин - нобелевский служащий на службе в ВСНХ // Нефтяное хозяйство. - 2012. - № 12. - С. 136-139.

47 Фигнер Вера Николаевна (1852-1942) - русская

революционерка-народница, участвовала в подготовке убийства императора Александра II; Фигнер (Сажина) Евгения Николаевна (1858-1931) - русская революционерка-народница, сестра В. Н. Фигнер; Сажин Михаил П. (1845-1934) - участник народнического движения, муж Е. Н. Фигнер, отец грозненского инженера Б. М. Сажина.

48 ЦА ФСБ, АСД Р-49379, т. 9, л. 40-45.

49 Максимович Юрий Константинович (1899-1939) - советский экономист-нефтяник, до 1929 г. работал в «Грознефти», затем был осужден и сослан в Ухтпечлаг, где работал на руководящих должностях. Вторично репрессирован в 1938 г., расстрелян. Реабилитирован. О нем см.: Евдошенко Ю. В. Ю. К. Максимович - советский нефтяной аналитик // Нефтяное хозяйство. - 2010. - № 8. - С. 140-142.

50 Речь идет о журнале «Грозненское нефтяное хозяйство», который существовал в 1922-1923 гг.

51 Аккерман Илларион Николаевич (1888-1938) - офицер-артиллерист и военный инженер-технолог, участник Первой мировой войны. С 1923 г. работал в «Грознефти», начальник Заводстроя. Строитель толуоловых, первых газолиновых и парафинового заводов,

Туапсинского, Горьковского и Уфимского НПЗ. Дважды репрессирован. Расстрелян. Реабилитирован.

Покровский Ипполит Владимирович (1873 - после 1941) - окончил университет и горный институт в Петербурге. Работал в горной промышленности в Донбассе и Фергане, затем в Баку. Перед революцией - заместитель управляющего Бакинской конторой «Т-ва бр. Нобель», после - заведующий Товарным управлением «Азнефти», затем работал в системе НКПС. С 1922-го - в Москве, в руководящих органах нефтяной промышленности: член правления «Азнефти» и Нефтесиндиката, сотрудник горного отдела ВСНХ, топливной секции Госплана, с 1927-го - главный инженер конторы инженерных сооружений Грознефти. Осужден в группе нефтяников в

1931 г. Отбывал наказание в Коми АССР. В 1941 г. выехал в Коканд. Дальнейшая судьба неизвестна. Реабилитирован.

 

 

Архивный вестник, выпуск 4, 2016 г. С.77-96